В пучине объемного фактологического материала православной культуры, нередко направленного на передачу лишь конфессионально-ориентированных знаний, к сожалению, теряется основная воспитательная цель – воспитание Человека в человеке. Поиск ответа на основной вопрос педагогики со-Образности, а именно, «во имя кого бытийствует человек?», дает возможность не только увидеть человека и мир глазами великих подвижников веры и истинных сынов Отечества, но и определить вектор нравственного воспитания, и содержание православной культуры как диалога о Человеке и мироздании.
Ключевые слова: человек, подлинность человеческой жизни, православная культура, ведение истинности, любовь к совершенству, воля к совершенству, нравственное воспитание, со-образность.
|
|
- Тише! Не отпугните!
- А что случилось?
- Человек внюхивается в Добро!
- И долго он будет внюхиваться?
- Никто не знает.
Но нам нельзя упустить шанс.
Фазиль Искандер
|
Падение нравственного уровня современного российского общества – печальный, но, к сожалению, непреложный факт. Какая-то мощная и неведомая сила тянет человечество на дно его бытия. И остановить это падение, по всей видимости, весьма сложно. По закону падающих с высоты тел скорость падения только увеличивается, и движение вниз ускоряется. Что в этом случае может принести ребенку учитель? Как слово его отзовется в сердцах тех, кто по своему статусу должен внимать каждому слову педагога? И всегда ли, общаясь с учащимися, учитель в действительности с ними обретает общность? Живя в череде информаций, будучи ценителем всяких разнообразных методик и технологий, зная методы воспитания и обучения, не опускаются ли у учителя руки перед столь серьезной и нарастающей угрозой полного разрушения нравственного здоровья и искаженности подлинного бытия человека?
К началу XXI века, как реакция, с одной стороны, на период «нравственного безвременья» эпохи 90-х г., и как ответ, с другой стороны, на новую социокультурную ситуацию, активизировалась исследовательская деятельность ученых по самым разнообразным этико-педагогическим вопросам. Попытки преодолеть мировоззренческое и содержательное единообразие воспитательных практик, расширить границы культурных основ воспитания, обогатить ценностный мир ребенка в настоящее время осуществляется в педагогических исследованиях через обращение к отечественной православной традиции воспитания в семье и в обществе.
В русле поисков содержания нравственного воспитания мы являемся свидетелями интересной дискуссии о возможности введения православной культуры в пространство общеобразовательной школы. Несмотря на то, что православная культура обладает мощным нравственным потенциалом и что известнейшие люди государства российского исповедовали православие как идеал собственного бытия, вопрос о православной культуре в светских учреждениях остается открытым. Православная культура и общеобразовательная школа – это противостояние или сотрудничество? Это разные пути к одной цели или движение друг от друга? Это вечная борьба или поиск единства? Это взаимное непризнание или содержательное обогащение, это лишь терпимость, которая рано или поздно приведет к разрыву отношений, или – крепкие узы?
Несомненно, семидесятилетний атеистический диктат оставил свой след на всем том, что связано с православием: попраны смыслы, потеряны ориентиры, забыты традиции. Православие, по о. Андрею Кураеву, стало «неизвестной культурой»: ее видение жизни отвергнуто, ее понимание человека предано забвению, а ее нравственный потенциал не востребован. Под предлогом того, что церковь как социальный институт отделена от государства и школы, ведется мощное противодействие (порой невольное) заявленной в Законе «О свободе совести и религиозных организациях» возможности государства «оказывать содействие и поддержку благотворительной деятельности религиозных организаций, а также реализации ими общественно-значимых культурно-просветительских программ и мероприятий». Обратим внимание, что Закон, принятый в 1997 году (статья 14, п. 2) констатирует «особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры», и ориентирует на «интеграцию личности в национальную и мировую культуру».
Однако понятие «православие» в педагогической науке не осмыслено с современных позиций и не обеспечено методически, а потому пока не имеет теоретико-методологических оснований, на которые мог бы опереться учитель в своей учебно-воспитательной деятельности.Православная культура, будучи многогранным и всеобъемлющим явлением, может открыться человеку и как особый уклад жизни, и как высочайшее откровение о бытии, как неповторимое искусство (архитектура, живопись, музыка) и как глубочайшая философская мысль, как аскетический труд и как неповторимый подвиг, как особое видение жизни и как таинственный диалог с Вечностью, как неотмирная Красота, как абсолютная Истина, как всецелое Добро, как неумирающая Любовь. А потому нельзя не согласиться с о. Павлом Флоренским, который, сознавая широту и глубину православия, писал о невозможности определить его «в точных рациональных понятиях, нельзя подвести его под какие-либо определения – оно всегда будет оставаться неизмеримо выше и шире их».
Но тогда встает очередной вопрос: что из представленного выше минимума может выбрать для себя школа: каноны, догматы, обряды, аскетику, искусство, св. Писание, философскую мысль, жития, таинства, посты, правила поведения, формулы – что? И главное зачем?
В силу всеохватности Православия и, конечно же, в силу присущей человеку инертности (ибо человек привык к верхоглядству), подлинное содержание Православия теряется и тонет в пучине житейских, обыденных, а порой и суеверных взглядов, не имеющих никакого отношения к самому Православию. Каждый трактует данное понятие на свой лад и вкус, удерживая свой взгляд на поверхности явлений, а потому заковывает православие в чуждые для него концептуальные схемы. Достаточно вспомнить некоторые атеистически ориентированные работы выдающегося педагога В.А. Сухомлинского. Поражаешься той наивности, с которой ученый описывает свое понимание Бога и веры. В такого бога и верующий не то что не поверит, от такого бога истинно верующий открестится и убежит.
Постижение культуры, к которой принадлежали прп. Сергий Радонежский и прп. Серафим Саровский, благоверные князья и воины св. Александр Невский и св. Дмитрий Донской, адмирал Федор Ушаков и генерал-фельдмаршал Михаил Кутузов, живописцы св. прп. Андрей Рублев и Василий Васнецов, писатели Александр Пушкин и Федор Достоевский, ученые Михаил Ломоносов и Дмитрий Менделеев, композиторы Петр Чайковский и Сергей Рахманинов, философы Владимир Соловьев и Алексей Лосев, учителя Константин Ушинский и Сергей Рачинский и др., дает возможность, с одной стороны, воспитывать детей в ощущении неразрывной связи их жизни со всей многовековой историей Отечества, а с другой стороны, помогает открыть и обрести высокий образ подлинного бытия.
Репортаж с урока
У.(учитель): Друзья, наше Отчество нередко называют Святой Русью. Значит в нашем Отечестве немало было святых людей. Святыми называют тех людей, которые, живя на земле, открылись душой навстречу Богу, угодили Богу своей праведной жизнью. А кто из вас знает русских святых и может назвать их имена?
Ш. (школьники): Мне бабушка говорила, что есть такой святой Никола.
У.: Да, есть такой святой. Но этот святой не является русским святым.
Ш.: А у нас есть иконочка Христа. Он же тоже святой? Только я не знаю русский или нет!
У.: Иисус Христос – это сын Божий. Но Он не только человек, Он – Бог, а значит, Он и Свят, не имеет в себе ни единого греха.
Ш.: А я слышала про святого Серафима. У нас в поселке даже храм такой есть!
У.: Действительно, есть такой русский святой – святой преподобный Серафим Саровский. А еще можете назвать святых?
Ш.: Я знаю святого Панте… Панте…ну, я забыл его имя. Мне мама о нем рассказывала.
У.: Это, наверное, святой великомученик и целитель Пантелеимон?
Ш.: Да, да, да!
У.: И такой святой есть. Но этот святой жил в Никомидии в Малой Азии. Так что Пантелеимон - не русский святой. Больше вы не можете назвать святых земли Русской? Жаль. Ведь русские святые - это те люди, о которых мы можем с радостью и восхищением сказать: они жили на нашей земле, они принесли ей славу и честь, они просветили словом Божиим наших предков, они открыли нам образ подлинной любви и святости. Каждый человек должен знать не только имена святых, но и их жизнь. И сегодня я Вам расскажу о замечательном русском святом, которого называют Великий светильник земли русской. А свое повествование я назову «Два имени одного человека – две ступеньки на пути к святости»…Как жалко, что наши дети, да и взрослые не знают имена русских святых, не ведают их бытия, не знают их трудов и подвигов.
Задачей учителя является не только предоставить возможность «ведать потомкам православных земли родной минувшую судьбу», и тем самым выйти за пределы «Иванов не помнящих родства». Перед учителем стоит более масштабная задача: помочь детям приоткрыть путь к истинно Человеческому бытию, почувствовать «высший уровень человеческого существования» (С.Л. Рубинштейн), прикоснуться к «подлинности человеческой жизни» (О.Г. Дробницкий), к Человеческому в человеке (В.И. Слободчиков). Но, учитывая, что полнота личностного бытия человека не представляет собой готовой данности, а есть «сполна никогда не реализуемое задание» (С.И. Гессен), то достижение высшего уровня человеческого существования, его осуществления является делом всей жизни человека. А потому учитель (взрослый) лишь приоткрывает путь к подлинности и помогает двигаться ребенку по этому пути. Однако уже и само движение по пути к высшему уровню человеческого существования, по пути осуществления, а не в противоположную сторону, есть не только путь достоверный и истинный, но и сама подлинность.
Педагогический призыв найти Человека в человеке, воспитать Человека в человеке, помочь человеку обрести в себе Человека с необходимостью ставит вопрос о сущности самого Человека. Известная протагоровская формула о «человеке как мере всех вещей», идеально согласуясь с гуманистическими посылками в том, что «ничего нет более высокого и достойного, чем человеческая жизнь» (Э. Фромм), имеет существенный изъян: она не указывает меру самого человека, и поэтому не отвечает вопрос, поставленный более двухсот лет назад великим И. Кантом: «Кто есть человек?». Еще значительно ранее подобный вопрос с особой силой прозвучал в Священном Писании: «Господи,… что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» (Пс. 8:5). И ведать ответ на данное вопрошание, по всей видимости, необходимо каждому учителю: во-первых, в силу того, что истинная педагогика, устанавливая предельную для себя задачу воспитывать человека во всех отношениях, должна, по слову К.Д. Ушинского, и знать человека во всех отношениях; во-вторых, с большой долей вероятности можно утверждать, что воспитательный результат (несмотря на то, что не все в воспитании ребенка зависит от учителя) не в малой степени будет определяться и тем образом человека, который несет учитель в своей душе и, соответственно, напечатляет в сердцах своих воспитанников. Ведь учитель, вольно или невольно, задает направление воспитательному процессу в русле именно своего понимания и чувствования жизни, мира и человека.
Человек – существо особого порядка: он и «микрокосм» (Аристотель), вбирающий в себя природу, природой обусловленный, но он и «вольноотпущенник природы» (Гердер); он существо личностно-общественное, соборное, обладающее «способностью все понимать своим разумом и все обнимать своим сердцем, или входить в живое единство со всем» (В.С. Соловьев) и существо личностно-духовное (А.С. Арсеньев, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк), открытое, способное вместить в себя бесконечную тайну Божию, стоящее над миром и дающее смысл существованию мира. А отсюда и характеристики: человек многомерен и «плюрален» (Б. Вышеславцев), бесконечен и конечен (А.Н. Арсеньев), временен и вечен. По факту своего рождения человек есть человек и не есть Человек, что недвусмысленно подтверждали самые разнообразные философские учения. Человек, для того чтобы быть Человеком должен: обрести свою родовую сущность (Б.С. Братусь), самоактуализироваться (А. Маслоу), освоить собственную экзистенцию (А. Менегетти, К. Роджерс, В. Франкл и др.), исполнить экзистенциальный проект (Ж-П. Сартр), подняться от образа Божьего к Его подобию (св. отцы) и т.д. Человек – «великий мир» (митр. Амфилохий Радович) и знание о нем не может быть ограничено какой-то одной сферой, например психофизической или каким-либо идеалом типа «благородного человека, благородной личности, благородного гражданина» (Ш.А. Амонашвили). Но тогда как постигнуть эту неисчерпаемую многомерность, как не заблудиться в многогранности человека и как «объять необъятное»?
Многомерность предполагает стержневую основу, вне которой собственно эта же многомерность теряет целостность, распадается и становится топким «болотом», затягивающим всякого пожелавшего изучить человека в полноте его проявлений. Понять содержание стержневой основы – это ответить на весьма принципиальный вопрос: «кем является человек по своему призванию?» Ответ на данный вопрос обретается через постижение смысла человеческого бытия (во имя кого и во имя чего живет человек?), а потому в плоскости этого вопроса могут лежать полярные представления о самом человеке как:
образе и подобии Божьем, «увенчанного славою и честью,… владыкою над делами рук Божьих» (Пс. 8:6, 7), неустанно созидающего и утверждающего в мире жизнь в ее особой качественной явленности: благоговейной любви. И тогда человек – это человек-созидатель и человек-служитель;
фейербаховском человекобоге, от которого веет духом непримиримой гордыни (ведь «человек – это звучит гордо!») и из которого вырастает ницшеановский сверхчеловек, предлагающий «не прятать голову в песок вечных ценностей». В этом случае человек – есть человек-захватчик, человек-разрушитель;
«твари дрожащей», имеющей сознание биомикропылинки, живущей космические секунды на окраине Вселенной, с единственным желанием «пожить по своей глупой воле» с циничной мотивацией: «оттянись со вкусом, а весь мир пока пусть подождет!». Но тогда, воистину права М. Цветаева со своей скорбно-ироничной репликой к человеку: «И это мыслящий тростник?».
Можно только себе представить, сколь различно может быть поставлено воспитание в зависимости от обозначенных ориентиров на человека. Поразительно, что во внешнем поведении и в исполнении разнообразных норм и правил, представленные образы могут быть весьма похожи, но плоды этого поведения будут крайне различны. Попытка же спрятаться от предельных образов за так называемое среднестатистическое нормальное развитие (за воспитание здоровых социальных навыков, творческой силы, физического здоровья) обречена на неудачу, ибо и за правильными социальными навыками, и за хорошим здоровьем, и за творческой силой, и за интеллектуальным развитием все равно будет просвечиваться лик человека, определенный смыслом: «во имя кого и чего» бытийствует человек. Понять же тот или иной бытийственный смысл, раскрыть в той или иной степени самого человека, его призвание и цель жизни может помочь та культура, в которой человек укоренен по факту своего рождения и жития. И в этом смысле любая культура в какой-то степени подобна «окну», через которое может открыться (правда не всегда) вид на подлинность человеческого бытия. Или она подобна радиоволне, стремящейся уловить и опознать само совершенство, и поэтому так важно понять на какую волну, на какой образ человека настроена та или иная культура.
Репортаж с урока
Ш. (школьники): Вы так интересно рассказали о св. Сергии Радонежском, что мне хочется рассказать о его жизни всем, всем: и маме, и бабушке, и сестренке, и старшему брату…
У. (учитель): Так это ж прекрасно! Давайте и будем всем рассказывать о его жизни. Но мне интересно, а что вам больше всего запомнилось?
Ш.: Мне запомнилось, как такой великий человек трудился. Был одет как простой, как бедный. И даже, приходящие к нему за советом, никак не могли поверить, что этот человек – самый главный в монастыре.
Ш.: А мне понравилось как Варфоломей научился читать. Помолился, попросил и вдруг сразу стал читать. Мне бы так в математике!
Ш.: Да ты ничего не понял. Он же не только молился, он старался, не ленился. У него ничего не получалось. Но он очень хотел. И за его труды открылась грамота.
Ш.: Я так и понял.
Ш.: А мне понравилось, как Сергий благословлял князя на победу.
Ш.: А мне запомнился случай, когда Сергий кормил медведя кусочком хлеба и ни капельки не пожалел. А медведь его не загрыз и часто к нему приходил.
Ш.: Правда, что Сергий нашел источник воды и воскресил мертвого ребенка?
У.: Конечно же, правда.
Ш.: Я, может быть, неправильно что-то скажу. Но меня удивило, что Серий трудится для всех и не ждет благодарности, а сам благодарит Бога за то, что сумел кому-то помочь.
У.: Обратите внимание, как вы много запомнили и усвоили. Это наш русский святой, святой нашей Родины, Отчизны. Оказывается нам есть кем восхищаться и о ком радоваться. Постарайтесь передать рассказ о преподобном Сергии Радонежском своим родителям, друзьям, знакомым. Пусть они тоже с вами порадуются и удивятся.
В православной культуре человек открывается как человек-созидатель, человек-служитель, в свободе утверждающий в мире Добро и Любовь, ибо «призван быть непростым объектом действия Божией воли и силы, а действенным и ответственным, сознающим свою силу субъектом – активным сотрудником Бога» (С.Л. Франк). И все это – несмотря на то, что православная культура реально осознает раздробленность целостной человеческой природы и искаженность ее бытия, где множественные и противоречивые желания-хотения духовно-душевно-телесной человеческой природы разрывают единство человеческого существа, а активно противоборствующее духовному началу плотское течение порой строит «единство» со знаком минус, т.е. духовная сила вовлекается на службу плотским помышлениям, истощая и тем самым уничтожая себя. При этом грех как «момент разлада, распада и развала духовной жизни» (о. П. Флоренский), как путь мимо цели, как грандиозная помеха жизни есть, с одной стороны, симптом раздробленности человеческой природы и, с другой стороны, преграда для созидания жизни подлинной. И все же «православное сознание, – как писал В.В. Зеньковский, – исходит, по существу, в понимании человека из глубокого чувства его ценности. Радость о человеке, живое ощущение образа Божия в нем, благословение бытию, в нем открывающемуся, – это пасхальное восприятие света и добра в человеке в Православии так сильно, что в нем тонет даже грех и ложь».
Утверждение в мире добра и любви, с точки зрения православной культуры, востребует в первую очередь ведения истинности: знания того, как должно быть и как следует делать. В этом отношении православная культура – это культура, вслушивающаяся в мир и вживающаяся в мир ради жажды видеть, понимать и служить высшим откровениям бытия и тем самым утверждать жизнь в ее качественности. А потому православная культура всецело мироприемлющая культура, не отвергающая жизнь нехристианских народов, а освящающая ее. Она ценит, как утверждает И.А. Ильин в своей книге «Основы христианской культуры», «все чистое, глубокое, благородное и художественное, что когда-либо появилось на земле … Всюду, где человек живет в творческой любви, или отдает жизнь свою за других, или молится Богу “неизреченными воздыханиями”, – мы … видим вселенское братство во Христе».
Другое дело, что восхождение к постижению совершенства и подлинности востребует особых усилий, а именно воли к совершенству. Вслушиваясь, вглядываясь, вживаясь в мир, распознавая бытие через «обличение вещей невидимых» (Евр: 11,1), познавая мир как открытие истины, необходима, по словам С.Л. Рубинштейна, борьба (иногда героическая) за истину, за ее утверждение во благо человека или, как писал С.Л. Франк, нужна «воля… напрячь духовный взор, чтобы подлинно рассмотреть, увидать то, что есть,… воля открыть душу навстречу истине». Тогда воля к совершенству есть путь от овладения собственным поведением и умения управлять им к творческо-ответственному самостоянию.
Однако ни постижение истины, ни воля к совершенству не могут в полноте утверждать в мире добро. Собственно ведение истинности и воля к совершенству сами по себе не могут быть полноценными, если отсутствует любовь к подлинности, или любовь к совершенству. Невозможно созидать то, к чему не лежит сердце, к чему не открыта душа. Всякое формальное действие – действие вне любви. Оно искажает подлинность и нарушает совершенство. «Любовь есть радостное приятие и благословение всего живого и сущего, та открытость души, которая широко открывает свои объятия всякому проявлению бытия, – писал С.Л. Франк, – любовь есть положительная, творческая сила, расцвет души, радостное приятие другого, удовлетворение собственного бытия через служение другому». Недаром блаженный Августин каждую из известных с античных времен добродетелей определяет как любовь: «Воздержанность – это любовь, которая всецело отдана тому, к кому она относится. Мужество – это любовь, которая легко переносит все ради любимого. Справедливость – это любовь, которая служит только любимому и поэтому по праву господствует. Ум – это любовь, которая проницательно отделяет то, что ей помогает, от чинящего ей препятствия». И потому, если даже человек, имея всякое познание и «дар пророчества», владеет тайнами мира и верой, «передвигающей горы», но не имеет любви, – то его бытие мало и ничтожно (1 Кор. 13:2). Именно в любви человек восходит к норме своего бытия – благобытию. В любви человек достигает своей осуществленности, цельности и совершенства, в любви и мир обретает полноту бытийственности и благостности.
Репортаж с урока
У. (учитель): Рассказали ли вы своим родным и близким о Сергии Радонежском?
Ш. (школьники): Да!
У.: Что они вам сказали?
Ш.: Им очень понравилось. Они просили еще что-нибудь рассказать.
У.: Замечательно. Я обязательно буду вам рассказывать о святых или давать вам о них книжки. А как вы думаете, многие ли люди знают о святых?
Ш.: Нет, не очень много.
У.: А нужно ли, чтобы другие люди знали о жизни святых?
Ш.: Конечно. Люди тогда станут лучше.
У.: А мы можем что-нибудь для этого сделать?
Ш.: Больше читать и рассказывать.
Ш.: Но всем же не расскажешь, а надо рассказать как можно больше!!!
Ш.: Давайте организуем концерт, пригласим людей и на концерте расскажем о святом Сергии.
Ш. А давайте напишем книгу,
Ш.: Но книг-то много написано и не все их читают.
Ш.: А что еще можно сделать?
У.: Мне понравилась идея о книге. Книг действительно много, и не все их читают. Но значит надо сделать такую книгу, которую будут читать.
Ш.: А как или какую?
У.: Давайте мы с вами сделаем большую книгу, книгу в человеческий рост. Тогда все будут удивляться и, конечно же, откроют книгу и прочитают ее.
Ш.: Здорово. Давайте будем делать книгу.
Ш.: Можно ли сделать книгу в виде храма или большого колокола?
У.: Какая замечательная идея. Книга в виде колокола или храма.
Ш.: Тогда ее точно откроют, и будут читать.
У.: И это будет наш подарок людям и даже Сергию Радонежскому. Ведь в этой книге мы соберем с вами самый разнообразный материал (статьи, картинки, собственные размышления о великом святом, личные рисунки и т.д.) Мы действительно в течение трех месяцев создали такую книгу-колокол в человеческий рост. Сколько было детского восторга и радости, сколько открылось талантов. Но главное: детям открылась новое видение и понимание жизни, они научились дарить радость, а образ прп. Сергия запечатлелся в их сердцах.
И тогда окажется, что православная культура в школе – это разговор о Человеке и мироздании, это диалог человека с миром, это созидание совершенного и его дарение. Это возможность увидеть и мир, и человека не сквозь призму средств массовой информации, «мыльных опер» и компьютерных игр, а глазами тех, кто верой и правдой, и всей своей жизнью утверждал жизнь, мир и любовь, кто не жалея себя, душу свою полагал во славу не только Отечества, но и всей человеческой культуры.
Тогда можно будет увидеть, что «св. Евангелие состоялось и начерталось не для того, чтобы превратить человека в запуганного раба, ожидающего приказаний и не смеющего творить самостоятельно: такой раб не нужен ни Богу, ни людям… Евангелие есть живой поток любви, вливающийся в душу и пробуждающий в ней глубочайшие истоки личной духовности». А потому усвоение св. Евангелия «совершается не в законническом толковании слов и текстов, но в “усвоении” любви и веры, совести и свободы» (И.А. Ильин). Тогда окажется, что нравственное воспитание в школе в ракурсе православной культуры может включать в себя праздники, и будни, евангельское чтение и интеллектуальную игру, поучительную сказку и дружественную беседу о мироздании и смысле бытия, подвижные игры и художественное творчество, историю и житие святых, научное исследование и мудрую шутку, труд как творение радости и красоты и аскезу как личностное свободное волевое усилие для преодоления искажающих подлинное бытие человека привычек. И пусть никого не смущает столь широкий разброс форм и содержания нравственного воспитания.
Главное, чтобы ребенок как можно чаще чувствовал ценностно-смысловую основу своего бытия, чувствовал, сообразно кому он может выстраивать свою жизнь как жизнь подлинную, понимал, что он есть человек, «и в нем сияет вечной жизни сила», чтобы он ведал «как жизнь на Божий лад настроить, чтоб в сердце ожила Любовь».
Список литературы.
Арсеньев, А.С. Философские основания понимания личности [Текст] / А.С. Арсеньев. – М.: Академия, 2001.
Братусь, Б.С. Психология, нравственность, культура [Текст] / Б.С. Братусь. – М., 1994.
Гильдебранд, фон Д. Этика [Текст] / Д. фон Гильдебранд. – СПб.: Алетейя, 2001.
Ильин, И.А. Аксиомы религиозного опыта [Текст] / И.А. Ильин. – М.: АСТ, 2004.
Зеньковский, В.В. Проблемы воспитания в свете христианской антропологии [Текст] / В.В. Зеньковский. – М.: Школа-Пресс, 1996.
Рубинштейн, С.Л. Бытие и сознание. Человек и мир [Текст] / С.Л. Рубинштейн. – СПб.: Питер, 2003.
Слободчиков, В.И. Очерки психологии образования [Текст] / В.И. Слободчиков. – Биробиджан: Издательство БГПИ, 2005. – 272 с
Соловьев, В.С. Оправдание добра: нравственная философия [Текст] / В.С. Соловьев. – М.: Республика, 1996.
Сухомлинский, В.А. Избранные педагогические сочинения: в 3 т. Т.1 [Текст] / В.А. Сухомлинский. – М.: Педагогика, 1979.
Ушинский, К.Д. Педагогические сочинения: в 6.т. Т. 5 / К.Д. Ушинский. – М.: Педагогика, 1990.
Франк, С. Л. Сочинения [Текст] / С.Л. Франк. – Минск: Харвест; М.: АСТ, 2000.